Общество

Военная жизнь станицы Северской

Сегодня мы предоставляем вашему вниманию воспоминания бывшего жителя Северской Валерия Мельника. Живёт он в городе Ейске, а будучи недавно в нашей станице, занес свои записи в редакцию. С небольшими сокращениями мы и предоставляем их вашему вниманию.

Часы с крышечкой и побег из «душегубки»

Помню лето 1942 года. Мне исполнилось 5 лет. У нас на кухне висел чёрный конический диск репродуктора. Каждый день тревожный голос Левитана рассказывал о сданных городах и сёлах. В августе 1942 года немцы пришли на Кубань. Репродуктор замолчал. Полгода станица Северская была оккупирована фашистскими захватчиками.

Как рассказывал мой отец, учитель русского языка и литературы Александр Трофимович Мельник, рано утром он вышел во двор в кальсонах. Со стороны огородов, из кукурузы вышли два вооружённых человека в немецкой форме и приказали ему следовать за ними. Отец показал на своё одеяние и попросился переодеться. Они зашли с ним в дом. Громкая речь на иностранном (румынском) языке разбудила домочадцев.

На столе лежали карманные часы отца, с захлопывающейся крышечкой и короткой цепочкой. Румын, щелкнув крышечкой часов, вмиг отправил их в свой карман.

Стенания мамы, прощание с отцом — это видел и я.

В то же утро всех арестованных мужчин (в основном пожилых), привели на аэродром — поле за улицей Западной. Построили в ряд, скомандовали: «Коммунисты — шаг вперед». Никто не вышел.

Отец был коммунистом, но его исключили из партии за отказ участвовать в грабительской продразвёрстке в голодные 30-е годы. Арестованных отправили в здание райисполкома, которое находилось на месте нынешнего Дома культуры, и стали допрашивать, а потом оставили там ночевать.

Рано утром отец попросился выйти в туалет. Часовой выпустил его. Отсидев некоторое время и, заметив, что часовой повернул за угол здания, отец вышел из туалета и ушёл со двора на улицу. А потом потихоньку, не оглядываясь, прошёл мимо школы в сторону улицы Красной (ныне 50 лет Октября), и бегом добежал до улицы Орджоникидзе. Не увидев никого по пути следования, пришёл домой.

Тех же, кто остался в здании райисполкома, ещё раз пересортировали, и многих погрузили в автофургон, якобы для допроса в Краснодаре. Но до Краснодара их не довезли — фургон оказался душегубкой. Под станицей Афипской трупы из фургона выбросили в ров и кое-как прикидали землёй.

В живых остался один человек. Когда их грузили в фургон, он понял, куда попал. Снял с себя рубаху, смочил её мочой, обмотал лицо, упал возле щели неплотно захлопнутой двери. И его, потерявшего сознание, выбросили и прикопали вместе с людьми, задохнувшимися угарным газом от выхлопной трубы автомобиля, проведенной в фургон.

Помню, как сломав дощатый забор, по невыкопанным грядкам картошки под тень вишнёвых деревьев заехали немецкие автомобили, маскируясь от самолетов. Отца и старшего брата Бориса заставили копать щель-окоп. А потом поставили возле окопа зенитный пулемёт на треноге.

Под развесистой яблоней на старой лавке-диване, вынесенной с кухни, лежал немец в зелёном накомарнике — спасался от мух, а другой немец наяривал бравурный марш на губной гармошке.

Цветное кино и баня для немцев

Памятно и то, как в кинотеатре «Ударник» немцы показывали жителям станицы цветной агитационный фильм. Зал был заполнен до отказа — цветного фильма до этого в Северской никогда не видели. Из-за маленького роста мне ничего не было видно, и 16-летний брат Борис посадил меня себе на шею. Я увидел, как по зелёным улицам украинского села на фоне полыхающих жёлто-оранжевым пламенем хат, крытых соломой и камышом, разъезжают на трёхколёсных мотоциклах немецкие солдаты с засученными рукавами, в касках и с пулемётами.

Документальный фильм закончился, мы вышли из зала. Дальше показывали черно-белый музыкальный фильм. Борис потянул меня в зал. Но уже было не пробиться в душный, забитый до отказа кинотеатр.

Работая в киносети в конце 50-х годов, я видел эти кадры немецкой хроники в черно-белом варианте. А первый советский цветной кинофильм «Аленький цветочек» в станице Северской показали только в начале 50-х годов.

Перед самой оккупацией многие партийные и хозяйственные работники, не мобилизованные в ряды Красной армии, ушли в горы, организуя партизанские отряды. А перед уходом, по указанию центра, были взорваны стратегические объекты. В Северской это стали электростанция и мельница на берегу реки Убин. Размещалась она рядом с мостом, что в центре станицы у стадиона. В этом месте левый берег реки метров на 100 со стороны, где сегодня размещается полиция, был укреплен деревянными сваями, и стояла мельница. Поэтому здесь было наиболее глубоко, до трех метров — прекрасная купель для мальчишек, научившихся плавать и нырять. Здесь же, у моста, была и баня. Она и сейчас там.

Отца немцы привлекли к работе в качестве уборщика в бане. Выдали и паспорт. Помню коричневого орла на обложке этого документа, смотрящего в одну сторону, а в когтях свастика. Отец рассказывал, как немцы выскакивали нагишом из бани и ныряли в речку, ломая тонкий лёд.

А был еще случай, когда трое подвыпивших офицеров немножко опоздали на помыв. Отец начал уборку и перекрыл общий кран от бака с горячей водой. Он не стал их пускать в баню, продолжая уборку. Один из немцев стал угрожать оружием. Отец сказал: «Васер никс» (нет воды), и пустил их в моечный зал. Немцы проверили, действительно, воды не было и, успокоившись, ушли.

Шо вин сказав, кума?

Немцы использовали мужское население не только для рытья окопов, но и для устройства заграждений из колючей проволоки, вырубки леса по руслу реки и в балках. А делалось это для того, чтобы партизаны не могли скрытно проникнуть в Северскую. В станице Азовской немцы были, а вот до Убинской не дошли. Туда они боялись совать свой нос.

Ещё осенью 1942 года с высотки у Коновальской щели, что под Азовской, партизаны из пушки обстреляли станицу Северскую. Снаряды разорвались у здания райисполкома. А с наступлением холодов, квартировавшие в этом здании румыны, жгли костры на деревянном полу и здание сгорело.

В нашем доме, бывшем до революции омшанике, а затем пристроенной кухней и коридором, квартировали оккупанты. Постоянно дежурил взвод зенитного пулемёта, а на кухне сидел сапожник — рыжий краснощёкий румын с жёлтыми прокуренными усами. В коридоре в ящиках были боеприпасы для пулемета и автоматов.

Родители строго наказали нам не подходить к ящикам, ничего не трогать и не брать у немцев. «Убьют!», — говорили они. Через пару дворов, в огороде Акулины Кононенко, стояла батарея пушек. Там был сад из груш и яблонь. Деревья большие — стволы в обхват не возьмёшь. Ещё во время заселения станицы наши деды сажали дички из леса, прививали к ним садовые сорта яблонь и груш. Так вот, чтобы не мешали кроны деревьев стрелять из пушек, немцы спилили этот сад почти под корень. В связи с чем остался в памяти рассказ Акулины.

Немцы, жестикулируя, объяснили, что им нужна большая пила с двумя ручками. Акулина и её кума нашли такую пилу, принесли и ждут, когда те вернут её. Спросили немцев об этом, а один сказал: «Вас ис дас». «Шо вин сказав?» спросила хозяйка пилы. А та ей: «Ходим, кума Варька, завтра отдадут». И ушли, но никакой пилы больше они не увидели.

(Продолжение следует).

Подписка на газету «Зори»

Оплата онлайн, доставка на дом

Читайте также

Интересное в Северском районе

Поиск по сайту