Разное

Былые времена и лица (продолжение)

 

Цирцея местного разлива и дорога на МГУ

Вообще-то женщин у нас в редакции после Розы Новосельцевой, о которой я рассказывал в предыдущих публикациях, было много. Нельзя не вспомнить и еще одну нашу редакционную знаменитость Ларису Казачкову. Небольшого росточка, аккуратненькая, миленькая она производила приятное впечатление. Насколько помнится, Лариса окончила пединститут и успела поработать учителем в одном из районов края, а затем и в газете. Приехала к нам вроде бы из Каневской.

Она была незамужняя, и вскоре хвостиками за ней стали приходить в редакцию рослые парни, а то и матерые мужики. Они тёрлись, мялись, а мы недоумевали, почему за тихой и скромной нашей Ларисой увязываются такие субъекты. Но все выяснилось, когда стало известно, что с ней закрутил служебный роман и наш коллега, тоже самый рослый и спортивный в нашей редакции.

Сначала это не афишировалось, но когда он стал говорить о разводе и женитьбе на Ларисе, все стало шумным и непредсказуемым. А Лариса лишь посмеивалась и говорила, что замуж не собирается — это все бредни коллеги. Лично ей он, как и другие мужчины, нравится только до пояса: «Верх и особенно его мозги мне абсолютно не интересны», — скромно говорила она, отводя глазки в сторону.

По требованию коллектива, а это обсуждалось на собрании по заявлению законной супруги коллеги, у которого, кстати, был ребенок, Лариса демонстративно стала игнорировать бывшего ухажера, но по сведениям квартирной хозяйки, у которой Лариса жила, встречаться они не перестали.

В редакции снова начались разборки, и Лариса уехала. А на её место пришла Светлана Местман. В Северскую она прибыла аж с Урала. Чернявая, кареглазая с пышными формами Светлана одевалась модно, писала довольно хорошо, но проработала недолго. Получив характеристику и рекомендацию, укатила в Москву и поступила в МГУ на очное отделение факультета журналистики.

А вслед за ней уехал и её друг, врач санэпидемстанции. Худой, невзрачный он ходил со Светланой в столовую, где с калькулятором в руках высчитывал калории каждого блюда, прежде чем его взять. К этому он приобщал и нашу коллегу.

Года через полтора, будучи в отпуске в Москве, я разыскал её на факультете. А вечером мы собрались в их комнате в общежитии на Ленинских горах. Девчата нажарили картошки, я купил вина. Пригласили к столу и Машу Шолохову, внучку знаменитого писателя, которая жила в соседней комнате.

Как рассказала Светлана, Маша поступала на факультет без всяких протеже, а всем, кто интересовался её родством с писателем, говорила, что они лишь однофамильцы. Но потом, уже в ходе учебы, выяснилось, что она все же внучка Михаила Шолохова.

Некоторое время Маша жила в его московской квартире, а затем попросилась в общежитие. Как пояснила девчатам, квартира прослушивается и постоянно под охраной.

Голубоглазая, рослая и похожая на деда, Маша выглядела этакой русской красавицей. О своём знаменитом родственнике говорила неохотно, и на вопросы о нем отвечала односложно, в остальном же была проста и без претензий.

Света Местман стала первым нашим представителем, поступившим от редакции на факультет журналистики в МГУ. А потом были Оля Попович — наш юнкор, а в последующем и сотрудник редакции, Лена Пирогова, работавшая после школы корректором. Сегодня это известные на Кубани журналисты. И мне всегда приятно вспоминать те времена, когда мы трудились вместе.

Что касается друга, который уехал за Светланой, то, как она рассказала, работал он в закрытом НИИ, где создавались всякие биологические штуковины для Вооруженных сил.

— Но с ним я больше не встречаюсь, — сказала Светлана. — Есть шанс попасть на отделение международников, но он-то стопроцентно невыездной, а оно мне надо? — задавала она резонный вопрос, ответ на который и нашла.

Корнет Оболенский, налейте вина

Насколько помнится, раньше Александр Шатковский жил в Припяти, где была печально знаменитая Чернобыльская АЭС, и работал в газете, выходившей на украинском языке. С его появлением в Северской редакции наша жизнь обогатилась новым репертуаром, как сейчас говорят городского романса. Особенно проникновенно он пел под гитару о корнете Оболенском.

Саня был личностью непосредственной, как ребенок, не умеющий еще хитрить, ловчить и изворачиваться. Поэтому и подходы к некоторым темам, их подача на газетных страницах тоже были несколько иными, что положительно сказалось и на нашем газетном репертуаре.

Нестандартность его проявилась и в том, что вскоре он подружился с местным священником, и по выходным стал помогать ему в ведении службы. Но перед этим они хорошо заряжались церковным вином и бывало, что Саня подпевал батюшке, а то и махал за него кадилом. После церковной службы дегустация вина продолжалась, и уже, как говорится, до положения риз.

Такое его поведение не могло не привлечь внимание нашей вездесущей коммунистической партии. И хотя Саня не был её членом, но партию представляла наша редакция, в которой он служил. В связи с этим один из работников райкома, определил Санину дружбу с батюшкой так:

— Подобное со стороны районного журналиста недопустимо, — сказал он.

Но мы стали убеждать его, да и других, кто обращал внимание на его поведение в обратном, утверждая, что Саня разлагает церковь изнутри:

— Пусть народ видит, как спивается местный батюшка, — горячо говорили мы, пытаясь запудрить мозги райкомовцу и увести Александра, да и редакцию от неприятностей.

Хотя следует отметить, что батюшка был мужиком крепким, и только краснел и потел, но не пьянел. Видно, все же сказывалась школа и закалка, чего нельзя было сказать о нашем коллеге.

Закончилось это тем, что однажды после очередной церковной службы Саня проснулся среди могил на кладбище. Придя в себя и обшарив карманы, понял, что аванса, полученного накануне нет, да и паспорта тоже. Правда, паспорт потом вернули, вроде как цыгане, сказали, что нашли.

Саня дружбу с батюшкой не прервал, только стал вести себя осторожнее. А потом закрутил роман с линотиписткой из типографии. Вскоре женился и через время уехал с ней в Тихорецк, где жене предложили работу и жильё, а ему место сначала на районном радио, а потом и в редакции.

Негр и Любовь под кроватью

Люба Бородулина была корреспондентом районного радио, но входила в штат редакции, так что мы на все сто процентов считали её своей. Симпатичная, непосредственная она появилась в Северской вместе с мужем, вышедшим в отставку подводником, капитаном третьего ранга, которого после 11 лет плавания перевели на работу в военкомат.

Это был еще молодой мужчина, и когда Люба выходила с ним в свет, при этом он был в своей шикарной морской парадной форме с кортиком на боку, то ей, похоже, завидовали почти все местные дамы.

Но не все было так гладко в повседневной её жизни, как это выглядело на прогулках. Одиннадцать лет под водой не прошли бесследно, и частенько бывший подводник прикладывался к стакану, а Люба жаловалась:

— Вчера я приготовила шикарный ужин, зажгла свечи, надела красный пеньюар и жду супруга. А он явился почти в десять часов вечера хорошо поддатый и завалился спать. А я как дура, в пеньюаре сижу одна у стола и слушаю его храп. Ну а потом двигала мебель, чтобы не двинуть его чем-нибудь.

А однажды случился вообще казус. Люба ехала в автобусе из Краснодара и оказалась рядом с негром – студентом мединститута. Разговорились, а выходя из автобуса, она из вежливости пригласила его в гости, а он записал её адрес.

В общем, пригласила и забыла. А негр помнил, принял все за чистую монету и в одну из суббот, когда Люба делала уборку и в очередной раз двигала мебель, а маленькая дочь играла во дворе, в дверь постучали. Люба подошла, заглянула в глазок и очень удивилась, за дверью стоял чернявый парень с цветами.

Она отпрянула от двери и не знала что делать, а негр продолжал звонить. Люба побегала по комнате, села на стул и стала ждать, надеясь, что гость, убедится – дома нет никого, и уйдет. И вот звонки прекратились, Люба заглянула в глазок. Негр сидел на ступеньках, прислонившись к стене и, похоже, уходить, не собирался. Открывать было уже поздно, а что делать она не знала.

Где-то через полчаса она услышала голоса за дверью и щелканье замка, пришел муж и открывал дверь. Люба забралась под кровать в спальне и теперь уже только слушала. Муж и негр прошли на кухню и принялись чистить картошку, при этом мирно беседовали, смеялись.

— Прошло минут двадцать, — как потом рассказывала Люба, — а я лежала под кроватью и не знала, как быть. Затем тихонько выползла, пробралась на балкон и по виноградной лиане спустилась на землю, при этом ободралась и порвала сарафан. Зашла в подъезд и поднялась к себе, открыла дверь и очень «удивилась» гостю и мужу, сказала:

— А я во дворе с дочкой и не видела, что вы пришли…

Но после обеда, прошедшего в дружеской обстановке было объяснение с мужем, который долго не мог понять, как негр оказался у них под дверью и пожелал видеть его жену.

Виктор Лысый.

Подписка на газету «Зори»

Оплата онлайн, доставка на дом

Читайте также

Интересное в Северском районе

Поиск по сайту