Афганский хлеб

С памятных афганских событий прошло почти 35 лет. Но Марченко тогда был настолько потрясён увиденным там, что клятвенно и сегодня заве­ряет: «Этого я не забуду никогда. Всегда буду помнить шорох песка в пустыне и много чего ещё…»

«Я оставил там кусочек своего сердца»

— В советские времена всё, что было построено в Афганистане, сделано с нашей помощью. Многие афганцы учились в Советском Союзе, женились на русских девушках, в больших афганских стройках участвовали советские специалисты.

В декабре 1980 года СССР отправил в Афгани­стан очередную партию строителей, которые должны были в городе Мазари-Шарифе построить хлебокомбинат, равного ко­торому не было ни в Советском Союзе, ни в одной стране Востока. Эту команду строителей возглавил я.

Сразу по прибытию в Афганистан всем советским специалистам, включая женщин, выдавали оружие — автомат Калашникова и пистолет Макарова. Раз в квартал проводились учебные стрельбы. В машинах и автобусах, в которых мы передвигались, был обязательный запас гранат. Передвижение советских специалистов было строго регламентировано.

При воспоминаниях о тех событиях и Афганистане у меня учащается пульс и начинают подрагивать руки… Проведён­ные там два года точно не забуду. Получается, я оставил в Афгане ку­сочек своего сердца.

Когда видел по телевизору, как бомбили Мазари-Шариф, молился, чтобы под бомбы не попало моё детище — хлебокомбинат. Жалко, ведь столько сил в него вложено. Сравните, темрюкский, тимашевский и крас­нодарский хлебозаводы строились по семь лет, а в Афганис­тане мы построили завод практически за год восемь меся­цев.

Стройка была необычная. Таких заводов было спроектировано четыре, построен один. В нашей стране такого не было. Не зря назвали его там «Красавицей Севера». В одном месте были сосредоточены элеватор, мельница, пекарня. Привезли зерно, здесь же его смололи и напекли хлеб.

Я старался в процессе строительства учитывать нацио­нальные особенности тех, кто будет на заводе работать. Особое внимание — бытовкам. Мусульмане-афганцы пять раз в день идут на свидание с Аллахом, и каждый раз они перед этим должны вымыть своё тело. Мужчины, моясь в душевой, не должны видеть друг друга нагими. Отсюда — перегородки, которых не было в проекте. И многое другое.

«На память … усы»

— Сначала для нас, приехавших в чужую страну, многое ка­залось странным. Обычаи, одежда: у женщин — чадра, у муж­чин — чалма, халаты, какие-то балахоны. Но привыкаешь со временем и начинаешь понимать орга­ничность и первого, и второго. Восточную одежду я там носил и чувствовал себя в ней очень комфортно.

Мужчины носят бо­роды, а на лето бреют головы. На макушку надевается тюбетейка, вышитая золотыми или серебряными нитками. А поверх из двухметрового куска тонкой ткани собирается на го­лове подобие шляпы — чалма. Золотые и серебряные нити отражают солнечные лучи. Голова дышит. Я тоже и голову брил, и бороду отпускал. На память об Афганистане усы оставил. Научился садиться по-восточному и в таком состоянии выси­живал по полтора часа и мог встать без помощи рук. Афганцы удивлялись, что «рыжий русский может так делать». Мне импонировали гордые афганцы-мужчины.

Афганки очень кокетливы. В Европе так женщины не кра­сятся, как они. «Штукатурятся», будь здоров! И ещё они умеют «говорить» глазами. Муж может сидеть рядом, а она глазами объясняется вам в любви… Когда я там был, женщины носили и европейскую одежду (брюки в том числе), и свою традиционную. Жена моего афганского приятеля призналась: «С удовольствием ношу чадру, очень удобно, если хочешь что-то скрыть». Для амурных дел чадра — вещь действительно незамени­мая, но не подумайте обо мне чего: в Афганистане я был с же­ной и сыном.

Научился есть руками. Афганцы — народ по-своему чистоплотный, поэтому я не брезговал. Сидел сотни раз с ними за одним столом, брал плов пятернёй с той стороны, откуда секунду назад его брал афганский собеседник. Мой же русский товарищ старался вилочкой взять: может, с другой стороны от­рава, врагов-то много было.

Некоторые из наших по пять лет в Афганистане прожи­ли, а страны не видели. Я же почти весь Афганистан объез­дил из-за того, что у поступавшего для завода оборудования часто путали маркировку. Мне приходилось их разыскивать. Я и на своей «Волге» ездил, и на военных вертолётах летал. Маршруты были разнообразными. Неоднократно бывал в Кандагаре, Джалалабаде, Кундузе…

«Кто что в душе носит»

— Афганцы всё замечали в нас: и плохое, и хорошее, виде­ли, кто как к ним относится. Как-то позднее один из них при­знался мне: «Мы вас, русских, читаем с лица. Вы можете го­ворить, что нас любите, но мы видим, кто что в душе носит. Вы нас не обманете. А мы вас обманем. Вы для нас — открытая книга».

Приходилось иметь дело с руководителями разных рангов. Не сразу я к ним подход нашёл. Приезжаю, пьём вместе чай. Прошу: мне надо то-то через десять дней. Они не отка­зывают. В назначенный срок являюсь за обещанным, а ничего не готово. «Приезжай завтра». А завтра опять не готово…

Возмущался на первых порах страшно. «Ни в коем случае, Геннадий Петрович, не выказывайте своего недовольства, — объяснял мне мой переводчик. — На Востоке это не принято. Деликатно подведите своего партнёра к тому, что он не прав. Чтобы этого не произошло, много надо чаю выпить»…

Если афганец тебя обманывает, ставит это себе в заслугу. Если он тебя обманул, ты должен ему сказать: «Какой ты умный, Рашид. Я тоже не дурак, но ты меня обманул!»

И в то же время народ этот очень деликатный. Беспар­донность в Афганистане, мягко говоря, не уважают. У меня там коллега был, матерщинник страшный. Афганцы его не любили. Я только в Афгане понял, как ужасен по своей сути мат.  Мы же материмся, не думая, а афганцы думают. У нашего переводчика глаза квадратными становились…

Поздравление на фарси

— Я и язык их выучил. Получилось это случайно. Руково­дил с афганской стороны стройкой выпускник Кабульского университета Гулям Наби. Очень симпатичный человек, строил объекты и в Кабуле, и в Мазари-Шарифе. Я приехал в Аф­ганистан в январе, а в марте у них Навруз — восточный Новый год. Переводчик мне подсказал: «Надо бы его поздра­вить». Он же подписал открытку на фарси. Гулям был очень доволен. И предложил мне пари: мол, в следующий раз ты мне лично подпишешь открытку на фарси, а я тебе — по-русски. Такое мы дали друг другу обязательство и его выполнили.

Мне нравятся афганцы, добрые и доброжелательные. Но рядом с положительными качествами уживаются кровная месть, постоянное желание с кем-то выяс­нять отношения: род с родом, племя с племенем, клан с кланом, сосед с соседом и т.д. В порядке вещей объясниться в любви врагу, целовать его, а потом отвернуться и ска­зать: «Это очень нехороший человек».

Пришли на мой день рождения афганцы и буквально уто­пили меня в комплиментах. Мне не очень это понравилось, потому что показалось неискренним. Я сказал об этом гос­тям. Они обиделись.

Все страхи от неизвестности

— Пугает, как правило, неизвестность. Вокруг, особенно в самом начале, много непонятного. Эти чалмы, балахоны, автоматы (кстати, оружие легко под балахоном не заметить). Отсюда все боязни.

Но как-то успокоил себя. Если что случится, значит судьба такая. Могли нашу автоколонну расстрелять или ещё что… Скажем, дорога через пустыню. Ровная, как стрела. И вдруг из-за дюн появляется летучая конница. Стреляют, швыряют гранаты. Ожидать этого всё время трудно. Каждый день нервное напряжение. И всё-таки в плен наших захватывали…

Зато на бытовом уровне всё в порядке. Просто мы живём по-другому и приходим к другому народу со своими понятиями. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь.

У меня с ними был контакт. Потому и завод быстро построил. Президент Афганистана Бабрак Кармаль дважды посещал объект, и ему всё нравилось.

Завод был принят с оценкой «отлично». Я решил сделать из этого события праздник. На рынке купил все компоненты. Замесили дежу на триста килограммов. Испекли национальный хлеб лот — пышку, в которой чуть больше сахара и маргарина, чем в нашей сдобной булке. Печник Володя Жуков и девочки-пекари постарались, выпечка удалась. Праздник получился на славу. Наши девчата надели русские сарафаны, кокошники.

Губернатору Мазари-Шарифа лепёшку подарили, партийным деятелям тоже по лепёшке вручили. Летел самолёт в Кабул. Я и министру лот отправил. В Москву отчитался: «Хлебозавод построил!»

«Шуткой это не назовёшь»

— В общем, поднял шум. И это сыграло со мной злую шутку. Меня всё время, пока я жил там, предупреждали из афганской службы безопасности: «Инженер, за тобой охотятся. Берегись!» Бережёшься, бережёшься. А потом надоедает. Если куда ехать надо, в машине должно быть двое русских, двое афганцев. У всех должны быть автоматы. Я же ездил без охраны.

Похоже, владельцы частных пекарен увидели в заводе конкурента, потому что наш хлеб стоил в два раза дешевле. Была организована диверсия. Диверсанты, по всей видимости, собирались захватить автобус с моими специалистами. Но во время следования по дороге строй поменялся, и бандиты захватили автобус с нашими мукомолами. Меня спрятали в одной гостинице, где я сидел, как в бункере.

Военные клятвенно заверяли: «Будьте спокойны. Из Мазари-Шарифа ни одна муха не вылетит». Так вылетела же! Ночью наших товарищей душманы вывели из города и повели в сторону Пакистана. Одного парня (Игорем его звали) по дороге застрелили. Остальных ребят отбили у самой границы. Во время этой операции погибли ещё четверо.

 Начались и мои неприятности. Официальный руководитель мукомолов в то время был в Москве, а кто-то должен был ответить за то, что произошло. И вспомнили обо мне. Я признал свою вину, что как руководитель виноват в том, что мукомолы не возят с собой автоматы. Хотя, если честно, автоматы бы в тот день не спасли…

Рассказанное мной — дела давно минувших дней. А про сегодняшний день скажу: мне больно от того, что сейчас происходит в Афганистане, ведь эта страна никогда не станет мне чужой…

Записала Людмила Бухало.

Фото Геннадия Шкилёва и из личного архива Г. Марченко.