«И опять живым остался»

Сегодня газета «Зори» публикует воспоминания земляка-фронтовика.

— Анализируя свою жизнь, я пришёл к выводу, что есть на свете Бог и судьба. Они всю жизнь меня незримо охраняли и спасали. Порой в самый последний момент.

…В 33-м мне было шесть лет. Тогда на Кубани свирепствовал голод. В нашей станице Старожерелиевской были такие случаи, что и людей ели. Мои родители работали в колхозе. Меня водили в детский сад. Мальцом я был шустрым. В послеобеденный час, когда все спали, я выскочил в окно и в соседнем дворе забрался на вишню. Ягоды стали уже поспевать.

А в том доме жили старуха с дочерью. Вдруг вышла из дома молодая хозяйка. Вся пухлая, и глаза у неё безумные, страшные. Подошла к дереву, схватила меня за ногу и молча тянет. Я испугался, закричал, потом стал кусать её за руку… Здесь появилась старуха с ножом и направилась к дереву. От этого ужаса я как завопил! Прибежали две няни из детского сада и спасли меня. Если бы не они, может, и не было бы меня на этом свете.

Когда нашу станицу оккупировали, моих ровесников немцы угнали в Германию. А я в то время далеко за станицей колхозных лошадей пас. Вместе со мной были ещё трое: двое девчат и мой ровесник Алёшка. Когда мы узнали, что немцы в станице, решили перезимовать на соседнем хуторе. Уже когда услышали, что немцы уходят из станицы, отправились домой. Алёшка ехал первым. И вдруг взрыв — мина. Ранило его тогда. А у меня ни царапины. Параллельно нам двигались немцы. Они по дороге, а мы чуть в стороне от неё. Взрыв услышали. Заметили нас и такую стрельбу открыли! И опять мне повезло. Пуля слегка задела кобылу Бурю, на которой я ехал, а я — цел и невредим.

Вернулись в станицу. А оттуда ещё немцы не все ушли. Надо же! Наткнулся я на нескольких. И офицер, должно быть, приказал  одному из солдат расстрелять меня (языка-то я не знаю), так как, видимо, решил: придут русские и заберут меня в армию. Возраст-то у меня к призывному приближался. Повёл меня немец за сарай. Да как даст пинка под зад! А автоматную очередь в небо дал. Я побежал… И опять живым остался.

Ну, а вскоре, когда пришли наши, мне как раз исполнилось семнадцать лет, и меня призвали в армию. Пешком все мы, новобранцы, дошли до станицы Тимашёвской. Там собирались нас в эшелоны погрузить. Только подошли до железной дороги — налёт. Как будто навёл их кто. Двое суток не могли нас увезти. Налётам конца не было.

Отправили всё ж таки нас, новобранцев, в Моздок. Из станицы нас было четверо: Павлик, Ванька, Алёшка и я. Подучили нас немного. Стали за нами приезжать «покупатели».

Построили нас как-то и стали в кавалерию отбирать. Брали тех, которые повыше. Приглянулся им Алёша. А я — нет, так как ростом не вышел. Вот горя-то было! Переживал страшно. И что вы думаете? Уже на фронте получил от мамы письмо, из которого узнал, что Алёши больше нет.

Воевал я в артиллерии. Может, потому, что я был ещё совсем зелёным, командиры и вообще старшие относились ко мне по-отцовски. Называли то просто Федей, то казачком. Может, поэтому воспоминания у меня о войне (наверное, это кому-то покажется странным) добрые. Ну, вообще-то в жизни всякое бывало.

Вошли мы, помню, в Днепропетровск. Сплошные развалины, безлюдье… Город как будто умер. Переправа через Днепр была очень рискованным делом. Одни немецкие самолёты отбомбятся, другие прилетают. А бомбы они ведь не куда-то — на нас летят. Опять живым остался.

…Весна 44-го. Чехословакия. Утро. Поляна в лесу. Мы собрались у орудия. Командир и говорит мне: «Федя, поднеси снаряды». Я и пошёл.

И тут вдруг фашистский самолёт. Бомба попала прямо в наше орудие. И весь наш расчёт, все мои друзья дорогие погибли в одно мгновение у меня на глазах, буквально в 150 метрах от того места, где только что был я.

Семнадцатилетний, я о судьбе не задумывался, знал одну команду: вперёд. Уже взрослым человеком, поразмыслив, пришёл к выводу, что непросто так я живым и невредимым в этой мясорубке остался. Видно, судьба меня берегла…

Подготовила Людмила Бухало.