Как я прыгала с парашютом

26 июля отмечается День парашютиста. Главный редактор газеты «Зори» Ольга Бондаренко – о том, как пришлось добиваться осуществления её детской мечты

Мечта

Класса с шестого я мечтала о прыжках с парашютом. Часто, когда проезжали мимо посёлка Энем по пути в Краснодар, я засматривалась на летевших парашютистов. Тогда там был полигон для прыжков.

И вот, когда я училась в выпускном, десятом, классе, я поступила в Краснодарский клуб ДОСААФ, где готовили к прыжкам. Я ездила на занятия после уроков в школе. Шла на автостанцию и на рейсовом автобусе из Ильского больше часа ехала в клуб в Краснодар. А потом обратно.

О моих поездках знала только мама. Мой строгий папа ничегошеньки не знал. Он бы меня убил! Представляю, что пришлось пережить маме! Она давала мне деньги, а папе говорила, что я на баскетболе и волейболе (я занималась в этих секциях в школе). Я забегала к маме в магазин, она тогда работала в ОРСе на перекрёстке, переодевалась в спортивный костюм, который лежал у неё на работе, брала деньги на дорогу и — бегом на автостанцию.

Мне настолько хотелось прыгать, что все неудобства я выносила легко. Занятия мне очень нравились. Зимой мы учились укладывать парашют, узнавали из чего он состоит, как правильно действовать в воздухе и так далее. А когда потеплело, занимались в Энеме на аэродроме. Там уже укладывали парашюты на столах – специально отведённых местах на земле.

Учились прыгать с тумб с высоты один, два и три метра. Причём прыгали мы прямо вперёд и задом вперёд — то есть становились спиной к краю тумбы и в прыжке старались развернуться. Но усложнялись прыжки тем, что в трёх местах — в щиколотки, колени и между бёдер — вставлялись палочки, прыгнуть надо было так, чтобы ни одна палочка не выпала. Получается, что ноги должны быть максимально сгруппированы, чтобы встретить удар о землю и не поломаться. Это очень сложно, а когда прыгаешь с трёх метров спиной ещё и страшновато. Но я старалась. И когда отобрали «перворазников», которые будут прыгать со спортсменами, из девчонок взяли только меня. Я была счастлива! Я очень старалась.

Но! Мне не суждено было прыгнуть. Рядом с парашютной группой занимались и лётчики на легкомоторных самолётах. И там учился летать мой троюродный брат. Мы случайно встретились, он стоял со своим начальником. На мою беду оказалось, что их начальник — одноклассник моего папы! В общем, папа всё узнал.

Прыжки были назначены на 1 июня как раз в день первого экзамена в школе. Я планировала после экзамена бежать на автостанцию. Выхожу из школы, а меня встречает папа. Он буквально взял меня за руку и повёл в машину. Сказал: «Никаких прыжков!». Моя мечта накрылась медным тазом.

В парашютной секции

Однажды, в 1991 году, когда я училась на третьем курсе факультета филологии и журналистики в Ростовском государственном университете, в главном корпусе увидела объявление о приёме в парашютную секцию РГУ. Я сорвала это объявление, боясь, что если будет много народу, меня не примут в секцию, и с ним пришла на первое занятие.

К счастью, тренировки проходили рядом с нашим общежитием, было очень удобно. Наш руководитель Владимир (к сожалению, я уже забыла фамилии многих парашютистов) принял всех, кто пришёл, сказав, что останутся те, кто выдержит. И он был прав. Сначала мы проходили теорию, изучали свойства парашюта Д-1 5-У, с которым потом прыгали. Это самый простой, практически неуправляемый парашют. Изучали векторы направления ветра и парашюта, на самом деле в парашютном спорте очень много физики и математики. Поэтому девчонкам с физмата легко давались эти занятия. Я же не всё понимала в векторах. Но старалась, аккуратно вела лекции, всё зарисовывала, разбирала. Мне очень нравилось, а главное – мечталось прыгнуть.

Помимо теоретических занятий были и физические тренировки. Здесь очень пригодились мои занятия в туристическом кружке в школе. Наш учитель английского языка Геннадий Александрович Прозоров заставлял нас не только бегать и ходить гусиным шагом, но и прыгать и делать кульбиты через стулья, через несколько человек. Это была хорошая физическая подготовка, которая помогала в походах. Тренировки в парашютной секции очень напоминали те, что были в туркружке, только здесь добавлялась ещё шведская стенка, мы учились стоять на голове без рук, выполняли силовые упражнения…

Перед прыжками – обязательно медкомиссия. Помимо основных анализов, мы проходили психиатра – а вдруг мы жить не хотим, гинеколога – проверяли, не беременные ли, и делали рентген носа — со сломанным носом не разрешали прыгать, нужно, чтобы дыхание было свободным.

И вот, наконец, в апреле мы выехали в город Азов на прыжки. Нам, «перворазникам», положено было делать три прыжка в год. Жили в казарме все вместе, и юноши, и девушки, спали сплошным рядом на составленных двухъярусных кроватях. Это как в походе, все одетые. Правда, был душ на улице.

Мы считались курсантами и прыгали вместе с десантниками. Только они с военного вертолёта, а мы с «кукурузника». В первый день вместе с опытными парашютистами-спортсменами мы уложили парашюты. Мне казалось это такой сложной наукой: всё строго по инструкции, каждое полотно к полотну, никаких травинок не должно попасть. Специальными вилками укладывали стропы в газыри – тут тоже нужен особый навык. И самое тяжёлое – завязывать верёвочку на приборе парашюта специальным узлом. Это на случай, если не сможешь сам дёрнуть кольцо, – парашют раскроет прибор. Поэтому прыгать не опасно.

Затем отрабатывали прыжки с тумб, это мне было уже знакомо. А потом всех отправили прыгать с 15-метровой вышки. Если честно, страшновато, потому что земля близко. Надо надеть подвесную систему и прыгнуть. Примерно на высоте 7-8 метров над землёй срабатывает механизм, и ты останавливаешься. Трясёт так, как будто раскрылся парашют. И на этой высоте отрабатываешь повороты в подвесной системе. А затем последнее испытание – проверка вестибулярного аппарата в колесе. Многие, наверно, видели такие колёса по телевизору. Вставляешь в специальные отверстия руки и ноги на ширине рук и катишься. Я всё выдержала, к прыжкам меня допустили.

Первый прыжок

И вот подъём в 5.30 утра. Прыжки в 6.00. Мы делаем зарядку и идём к медсестре Ирине Владимировне мерить давление. У меня, как всегда, 90 на 60. Она мне говорит: «Иди поприседай и ещё раз померяем. В следующий раз пей кофе, я не могу с таким давлением тебя допускать к прыжкам». Но у меня всегда было такое давление. Ирина Владимировна меня допускала. Она была женой парашютиста и всё понимала.

Мы в самолёте. Страха никакого, потому что понятия не имеем, что нас ждёт. Взлетели, набрали высоту 1000 метров и… сигнал лётчика: пора. Инструктор открыл дверь и по очереди нас выпустил. Я вышла из самолёта легко. Сразу отсчитала три секунды: «501, 502, 503» (кстати, в Энеме считали «121, 122, 123», потом я поняла: это для того, чтобы секунды тянулись длиннее) и дёрнула кольцо парашюта. Тряхнуло так, что чуть не вылетели все внутренности, по сравнению с вышкой – в разы круче! Нас предупреждали, что будет динамический удар. Видимо, в этот момент и худеешь на пресловутые три килограмма. По инструкции мы должны проверить, раскрылся ли купол, а потом разблокировать запасной парашют. К моему ужасу на земле спортсмены неправильно подогнали мне подвесную систему, и ранец вылетел выше головы. Он не дал мне повернуть голову, и я увидела только край купола парашюта, поняв, что увидеть его весь невозможно, а по инструкции надо убедиться, что купол парашюта полностью раскрылся. Я разозлилась. Но решила: раз я увидела краешек купола, значит, всё нормально и надо разблокировать запаску. Очень боялась нечаянно дёрнуть шнур — тогда второй парашют раскроется. Опасность в том, что купол запасного парашюта может влететь в основной, и оба купола погаснут – это самое страшное. Могут перепутаться стропы, и тогда нужно достать стропорез (специальный нож) и обрезать спутанные стропы.

Я всё сделала правильно, аккуратно разблокировалась и, наконец, смогла осмотреться. Смотреть я могла только вниз и прямо перед собой. Видела, как летели наши мальчишки и орали матом. Если честно, из-за подвесной системы я не испытала радости, лететь было неудобно.

Тем не менее, по колдуну я определила направление ветра, развернулась в его сторону и уже спокойно полетела дальше. Перед приближением к земле сгруппировалась, плотно сжав ноги в ожидании встречи с землёй. На высоте нескольких метров земля так быстро стала набегать, было ощущение, что она вертится, как юла. И чем ниже, тем быстрее. Я стукнулась о землю довольно сильно, завалилась набок. Но всё было хорошо, ничего не поранила. Встала, собрала купол и пошла к старту.

Туда уже подходили многие наши ребята. И все они что-то кричали и показывали руками в небо. О ужас, кто-то спускался на двух парашютах! Оказалось, это была наша Алла – альпинистка. Она не разблокировалась, и раскрылся запасной парашют! Слава Богу, что он вылетел по направлению ветра вперёд. Алла медленно спускалась. Все побежали к ней. Когда она приземлилась, плохо понимала, что происходит, только сказала: «Я ничего не делала…». Оказалось, что прибор раскрыл основной парашют, второй прибор раскрыл запасной парашют, а она была в ступоре от шока.

Всё обошлось, впечатлений было море. Все обнимались, целовались, радовались. Что интересно, после все взвесились – реально похудели на три килограмма.

Когда я приехала в общежитие, я так устала, что не хотела ни есть, ни пить. Только спать… Обычно я сплю в кромешной темноте и полной тишине. В этот раз моя соседка по комнате в два часа ночи включила свет, потому что бегала мышь. Она испугалась, разбудила меня, но мне было всё равно: свет, мышь – я хотела спать.

«А говорила со светом спать не может», – задела подруга. «Пойди к девчонкам за кошкой», – сказала я ей.

Она пошла к соседям, попросила у них кошку, и мы легли спать.

Второй прыжок и… травма

Следующие прыжки назначили через неделю. Мы должны были прыгать два прыжка подряд. Вот тут-то и появился страх. Когда ты понимаешь, с какой высоты прыгал, что тебя ждёт в воздухе, реально становится страшно. И думаешь: а может, не надо? Но через день появилось непреодолимое желание опять прыгнуть. Мы, кстати, отговаривали Аллу, но она решила прыгнуть оставшиеся два прыжка.

Опытные парашютисты посоветовали нам не дёргать кольцо, а дождаться, когда сработает прибор, вытащить кольцо и вставить на место. Дело в том, что в свободном падении три секунды длятся как полчаса. И каждая доля секунды важна. Сам всё равно дёрнешь кольцо раньше трёх секунд.

Перед прыжками я заставила спортсмена подогнать мне систему в аккурат под меня и решила не дергать кольцо. Когда я вышла из самолёта просто наслаждалась полётом. Не знаю, как передать ощущения свободного падения – ты просто паришь, плавно и легко. Многие спрашивали меня: свистит ли ветер в ушах, когда летишь? Какой ветер, его там нет. Там свобода! Настолько хорошо — ощущение радости и безмятежного счастья. Не знаю, как это передать словами.

А потом раскрылся купол, я его увидела, очень обрадовалась, разблокировалась. И наслаждалась полётом, кричала ребятам, махала им руками. Было здорово! С куполом лететь не так приятно, как в свободном падении, но тоже хорошо. Только в падении кажется, что время тянется долго, а тут не успел купол раскрыться, и ты уже спустился за три минуты.

Я настолько расслабилась, что при приземлении плохо сгруппировалась и сильно ударилась ногой. А по заданию нам надо было прибежать на старт, быстро взять новый парашют – и к самолёту. Я кое-как бегом доковыляла до старта, изо всех сил старалась не хромать перед Ириной Владимировной. Она хотела меня остановить, но махнула рукой, и я побежала к самолёту. Там уже можно и хромать. Я очень благодарна нашему выпускающему Андрею за то, что он вытолкнул меня из самолёта, так как на опорную ногу я уже стать и оттолкнуться не могла. Я повторила всё как и в предыдущем прыжке, наслаждаясь полётом. Мне было всё равно, болит нога или нет. Главное – я снова в свободном падении и я лечу. Приземлилась хорошо, несмотря на травмированную ногу, и уже не скрывая, счастливая, ковыляла к старту. Посмотрев ногу, Ирина Владимировна, сказала, что перелома нет, сильное растяжение.

Нашему счастью не было предела! Дружная команда парашютистов сдружилась ещё больше. Только Алла ушла, сказав, что лучше гор могут быть только горы. Она предлагала мне заниматься с ней альпинизмом, но я не захотела.

Нам, конечно, влетело от командира за то, что мы используем прибор, больше мы так не делали, кольцо дёргали сами.

А мне ещё предстояло сделать репортаж о прыжках для областного радио. Я, хромая, ходила за всеми с огромным бобинным репортёром и записывала мнения ребят на микрофон. И тут у меня сели батарейки, а тогда, в 90-е, найти большие круглые батарейки было сложно. Один парень-спортсмен сказал, что у него есть. Приехав в Ростов, я с ним поехала через весь город к нему домой, купила у него батарейки. И вернулась в общагу невероятно измученная. Но репортаж я сделала! А нога прошла недели через три.

Каждый из нас получил значок: третий разряд по парашютному спорту. Его дают за три прыжка.

Однажды родители приехали ко мне в Ростов. У меня на полочке стояли альбомы. Папа начал их смотреть, а там снимки с парашютистами. Он испытал шок, сказал, что растил меня не для того, чтобы я разбилась. Но я его успокоила, что всё позади, переживать нечего. Он смирился…

Второй спортивный разряд

Я снова занималась в нашей секции, а через год сделала ещё три прыжка. И в Азове нам предложили из секции «перворазников» перейти в спортивную секцию. Я согласилась, хотя переживала: смогу ли. Теперь мы прыгали с парашютом Д-6, так называемым «дубом». С такими в основном прыгают десантники.

В новой секции были и новые ребята, но стало гораздо интереснее, мы изучали фигуры в воздухе, приземление на точность. И теперь прыгали чаще. Помню случай, кто-то плохо заправил одеяло. У нас были двухъярусные нары, походные условия, но порядок должен быть идеальным. А я в этот день неудачно спрыгнула со второго яруса и ушибла палец на ноге. К прыжкам меня не допустили. И вот сидим на старте, я реву от обиды. Наши собираются прыгать. И тут приходит командир отряда и говорит, что от прыжков отстранены все, так как плохо заправили кровати. Реветь начали все. А десантники, которые были рядом, крутили у виска: «Ревут, потому что запретили прыгать. Вот бы нам запретили». Мы думали, что они мечтают прыгать, оказывается, не все. Им приходится это делать, потому что служба.

Мы научились сами хорошо укладывать парашюты: и основной купол, и запасной. Запаску доверяют укладывать только спортсменам.

Часто отменяли прыжки из-за ветра, мы, девчонки, опять ревели и ждали хорошей погоды. В свободное время играли в «слона» – одна команда плотно держится друг за дружку, а участники другой по очереди запрыгивают на «слона». Если «слон» упал – проиграли. Было очень смешно.

Однажды был ветер метров 7-8 в секунду (прыгать разрешено до 8 метров в секунду), а мы прыгали на точность приземления. Меня унесло так далеко, что я очень долго добиралась до старта. Думала, отстранят от прыжков из-за моего незнания векторов. Но мне повезло, наш калмык Батер улетел на дерево, и все занимались его снятием, на меня внимания не обратили. Потом девчонки с физмата объясняли, в чём была моя ошибка, почему меня так далеко унесло.

Ещё у меня плохо получался выход из самолёта. Я стараюсь сделать «лягушку», а меня воздушный поток вытягивал в непонятную дугу. И наш командир отряда сказал: «Ещё раз плохо выйдешь из самолёта, отстраню от прыжков!». Я занималась с военными на их батуте, отрабатывала «лягушку», крутила сальто, чтобы правильно сделать злополучный выход…

К сожалению, я тогда уже училась на пятом курсе. В спортивной секции успела сделать 13 прыжков. Всего их получилось 19. После 15-го прыжка мне присвоили второй разряд по парашютному спорту.

С огромной теплотой вспоминаю ребят, инструкторов, всех. И рада, что мне в советское время повезло бесплатно заниматься парашютным спортом. И осуществить свою мечту.

Если честно, я даже подумывала завалить госы, чтобы ещё попрыгать. Но не получилось: я всё сдала на «отлично», и пришлось ехать домой. Тем более, что уже в сентябре я собиралась выходить замуж.

Конечно, хотелось ещё попрыгать с парашютом, но, когда появился сын, уже понимала ответственность, что возможны травмы. Хотя, если бы сейчас мне предложили прыгнуть, я бы прыгнула. Но только с инструктором!