Общество

Как Покрышкин в Северской побывал

Своими воспоминаниями о приезде легендарного лётчика в наш райцентр во время войны делится уроженка станицы Северской Валентина Владимирова (в девичестве Гулая).

То, что Александр Покрышкин воевал на Кубани, факт известный, а вот о том, что он бывал в станице Северской, признаться, журналисты «Зорь» услышали впервые.

Валентине Михайловне 82 года, и несмотря на то, что во время войны она была маленькой, она хорошо помнит встречу с лётчиком Покрышкиным.

Впрочем, обо всём по порядку.

Помню первый день войны

— Жили мы в начале улицы Калинина, недалеко от 44-й школы в большом доме с пристройкой и подполом. Мне было всего четыре года, когда началась война. 22 июня 41-го выдался ярким и солнечным. Мы с отцом пошли гулять по школьному двору, кругом росли цветы, было так хорошо. А потом я поняла: что-то случилось, потому что на улице собралось очень много друзей родителей и других взрослых, и они обеспокоенно о чём-то говорили…

Помню, как в 1942 году бомбили Северскую. Мама рано утром ушла на базар, отец остался со мной. Я лежала в своей кровати. Папа мне сказал: «Не бойся, сейчас будет гроза». Но это была не гроза, а что-то жуткое. Тогда разбомбили рынок. К счастью, мама успела прибежать домой.

А потом папа и моя тётя, которая жила с нами, ушли в партизанский отряд. А нас эвакуировали в какой-то хутор в горы. Шли ночью, гнали скот. Но мы не успели толком расположиться, как уже через день сказали вернуться, мол, немцев не будет.

Но когда вернулись в свой дом, оказалось, что кто-то там побывал: все двери были раскрыты настежь. Мама обратила внимание, что фотоаппарат, висевший на стене, исчез. И вдруг видим, по улице мчатся немцы на мотоциклах. Стояла жара, и они были до пояса голые. Возле нас находился колодец, у которого они остановились и стали обливаться водой. И потом снова — на мотоциклы.

С того дня бомбили каждый день, в основном по ночам. Поэтому ночевали мы в подполе. Как-то утром зашли в дом, а в моей кровати лежит большой осколок от бомбы.

Сначала были бесконечные бомбёжки, потом — обстрелы. Летит снаряд, слышится шорох — до сих пор этот звук помню. Тогда везде были воронки, рядом с нами — громадная. А вот наш дом уцелел.

Жизнь с немцами

Немцам понравился наш дом, в нём поселился высокий, тощий генерал, который всегда ходил в зелёном френче. С ним жили денщики, державшие свору овчарок. Мы перешли жить в пристройку. Один денщик сразу потребовал, чтобы нас показали генералу. Мы, конечно, были очень напуганы. Мама меня повела, генерал на нас посмотрел и сказал, чтобы меня и маму не трогали. Видимо, решил, что никакой опасности для него мы не представляем. Этот генерал почему-то не задержался и вскоре уехал.

Через некоторое время у нас поселился другой генерал — румынский доктор Дойческу. Он говорил по-русски. Носил, как все румыны, форму горчичного цвета и чёрный берет. Его денщика звали Марин. Доктор распорядился, чтобы тот приносил нам еду. Помню, когда наши самолёты летели, денщик выходил на крыльцо и стрелял в них из ружья.

Дойческу был холёный, высокий, с орлиным носом. Примечательно, что он всегда пудрился. У него была большая красивая пудреница с пуховкой.

Доктор привёз с собой большую библиотеку: русско-латышский, русско-немецкий, медицинские словари, дорогие анатомические атласы и книги по медицине на русском языке.

У нас он поселился, потому что в 44-й школе находился госпиталь. Румыны ходили все жёлтые — видно, у них был гепатит А.

Марин открывал свиную тушёнку и давал больным. И мама спросила:

— Зачем ты это делаешь, нельзя при желтухе есть жирное.

— А чтоб на фронт не пошли, — отвечал он на ломаном русском.

Потом наши войска начали наступать, и румыны спешно уходили. Бросили и пудреницу, и библиотеку.

Дойческу сказал:

— Мне уже книги не понадобятся, а ваша дочь, может, станет врачом, и ей пригодятся.

И на самом деле спустя годы я стала врачом. Но мне достались только два атласа, остальные книги взял себе мой дядя, который в 18 лет пошёл на войну и за четыре года ни царапины не получил. А после войны поступил в военно-медицинскую академию.

Конечно, нам повезло, что попались такие постояльцы. К сожалению, многих наших односельчан немцы выгоняли из дому, расстреливали…

Неизвестный лётчик

Однажды я увидела, как наш подбитый горящий самолёт с рёвом полетел в сторону Львовского и упал неподалёку. Рядом с нашим домом находилась медсанчасть. Туда привезли погибшего лётчика. Где сейчас идёт дорога, были сплошные сады, и его с воинскими почестями похоронили под яблоней. Мы потом ухаживали за этой могилкой, цветы приносили.

Уже когда война окончилась, разрозненные могилы стали собирать в одну братскую, которую делали в парке.

Я присутствовала при вскрытии могилы лётчика. Его останки были завёрнуты в плащ-палатку. Осталась его лётная кожаная куртка, в которой лежали записная книжка и зелёный карандаш, сразу же рассыпавшийся. От лётчика к тому времени остались череп с прекрасными зубами и волосы. Видимо, он был совсем молодым. Всё это сложили и увезли в братскую могилу.

Как звали лётчика, не знаю, наверно, когда самолёт упал, его документы забрали наши военные.

Встреча с Покрышкиным

Герой СССР Александр Покрышкин

Весной 1943 года в нашем доме поселились четыре фотографа. Они не носили военную форму, ходили в рубашечках. В их комнате всегда было темно, всё завешено. Фотографы ждали приезда машины, им что-то привозили, видимо, фотоплёнку, и они начинали срочно печатать фотографии, там были какие-то карты, планы.

Они и нас фотографировали. Снимки получились высокого качества, дома до сих пор хранятся.

Однажды началась суета. Фотографы попросили мою маму помочь накрыть на стол, сказали, что к ним в гости приезжает Покрышкин.

И вот приехал высокий, красивый военный. Он привёз фотографам дюралюминиевое ведёрко с плотной крышкой, в котором, как потом стало понятно, был спирт.

— Скорее всего, фотографы обрабатывали данные авиаразведки. Печатали для лётчиков фотографии места расположения немецких войск, линии фронта, — поясняет брат Валентины Михайловны подполковник в отставке Виктор Егерев. — В это время в районе станицы Варениковской и Крымска шли ожесточённые воздушные бои. И, конечно, для лётчиков точные карты с позициями противника являлись первой необходимостью.

— У Покрышкина уже была первая звезда Героя Советского Союза, — продолжает рассказ Валентина Владимирова. — И получив высокую награду, он, наверное, приехал поблагодарить фотографов, которые также вносили свой вклад в Победу. Я была худенькая, зелёненькая. И вот красивый дядя посадил меня на колени и разрешил мне потрогать его новенькую сверкающую звёздочку. Потом меня, конечно, увели в нашу комнату.

Бои Александра Покрышкина на Кубани

В воздушных боях на Кубани против прославленных немецких истребительных авиасоединений А.И. Покрышкин проявил себя во всём блеске таланта умелого воздушного бойца и мастера тактики. Его новые тактические приёмы для патрулирования воздушного пространства, такие как «скоростные качели», «кубанская этажерка», и использование наземных радаров, а также продвинутая наземная система контроля принесли советским ВВС первую большую победу над люфтваффе. В большинстве вылетов Покрышкин брал на себя самую трудную задачу — сбить ведущего. Как он понял из опыта 1941-1942 годов, подбить ведущего значило деморализовать противника и часто этим заставить его вернуться на свой аэродром.

За апрель 1943 года он сбил 10 немецких самолётов. Тогда же А.И. Покрышкин получил своё первое звание Героя Советского Союза. За май 1943 года он сбил 12 самолётов и два — в июне. Вторую звезду Героя Советского Союза Покрышкин получил 24 августа 1943-го. В воздушной битве на Кубани он сбил лично 22 самолёта врага. Стали асами многие его ученики, а Покрышкин приобрёл всесоюзную славу.

Именно 1943 год стал «звёздным часом» Покрышкина — в этом году он сбил лично 38 самолётов врага. К концу 1943 года выполнил 550 боевых вылетов, провёл 137 воздушных боёв, сбил 53 самолёта противника.

В СССР официально считалось, что за годы войны Покрышкин совершил 650 вылетов, провёл 156 воздушных боев, сбил 59 вражеских самолётов лично и шесть — в группе.

Школьные годы

В 44-м году мне исполнилось семь лет, и я пошла в школу. Нам сколотили  из досок парты. Было холодно, топить было нечем. Учительница Ефросинья Валерьяновна всегда была в шубе. У многих ребят были вши и чесотка. Поэтому детей часто проверяла санэпидстанция. Нам делали прививки от дифтерии — очень болезненные уколы под лопатку. Это было необходимо, потому что многие дети умирали от дифтерии, скарлатины.

Потом жить стало легче. Даже новогодние ёлки нам устраивали. Игрушки мы делали сами, например, из куриных яиц. Содержимое выливали и привязывали косыночку или ещё что. Родители сами пекли сладости для новогодних подарков.

Я училась отлично и была самой маленькой в классе.

День Победы встретили песнями

Однажды утром я проснулась от того, что пели песни. На улице было много людей. И абсолютно все пели! Потом я узнала, что наступила Победа.

Вернулись из партизанского отряда папа, тётя. Они работали в колхозе агрономами. Для поддержки им дали тёлку, поросёнка, землю под огород.

До седьмого класса я училась в школе №44. На выпускной родители где-то достали рулон белого штапеля. И все мои одноклассницы из этого материала сшили беленькие платья.

Потом я перешла в 43-ю школу.

Жизнь связала с медициной

Учиться я пошла на врача, наверно, потому, что очень часто болела, на меня все болячки цеплялись: коклюш, бронхиты, ангины. И ко мне, когда я болела, приходила детский доктор в белом халате, под которым было красивое тёмно-зелёное платье. Белокурая, она мне казалась воздушной и небесной. Врач только слушала меня, ничего неприятного не делала, уколы не колола. Образ доброго врача, видимо, сыграл роль в выборе профессии.

В 1963 году я окончила Кубанский медицинский институт имени Красной Армии, в котором в то время готовили военных врачей. Всех однокурсников-мальчишек направили в армию, а девчонок — в отдалённые сёла.

Меня направили в леспромхоз «Лесные поляны», рядом с бывшим  «Вятлагом» Кировской области.

В 1937-38 годы в Кировской области был создан Вятский исправительно-трудовой лагерь, известный как «Вятлаг» — часть системы ГУЛаг. В течение нескольких последующих лет в Кайском (ныне Верхнекамском) районе Кировской области были основаны десятки посёлков и поселений, жителями которых стали заключённые и персонал ИТЛ. — Прим.ред.

В леспромхозе работало много бывших политзаключённых, которые остались жить в Кировской области. Все они были пожилые, интеллигентные люди, хорошие специалисты.

Там я познакомилась со своим будущим мужем Германом Елисеевичем Владимировым, которого прислали из Ленинграда на должность главного механика леспромхоза.

Вскоре мы поженились. Муж поступил в аспирантуру, а потом стал преподавать в Московском лесотехническом институте (ныне — филиал МВТУ им. Баумана), и мы переехали в подмосковный город Мытищи. Так как в городе был большой военный завод, то прописка посторонним не разрешалась. Мне как врачу выделили небольшую хорошую квартиру без прописки. Муж учился, а я работала врачом терапевтом.

В 70-е годы мужа командировали в небольшое государство Бурунди в самом центре Африки преподавать в Национальном государственном университете, для чего ему пришлось изучить французский язык. Муж также преподавал в военном училище, которое было под особым контролем президента страны. Он учил студентов не только профессиональным навыкам, но и умению правильно вести себя, говорить. Однажды на защиту дипломов прибыл сам президент Бурунди.

А я работала врачом в нашем посольстве и до сих пор поддерживаю дружеские отношения с сотрудниками посольства, некоторым  из них уже под 90 лет.

* * *

Валентина Михайловна до сих пор работает врачом в городской поликлинике в Мытищах. Рядом дочь Мария и сын Михаил, внуки Андрей и Кирилл.

Мария, как и отец, окончила Лесотехнический институт, сейчас менеджер по кадрам. Михаил — кандидат химических наук. Кирилл учится в МГТУ им. Баумана, Андрей только окончил школу.

Каждый год на майские праздники Валентина Михайловна приезжает к родным в Северскую. «Я очень люблю Кубань», — признаётся она.

Ольга Бондаренко

Подписка на газету «Зори»

Оплата онлайн, доставка на дом

Читайте также

Интересное в Северском районе

Поиск по сайту