Погибнуть мог сто раз

— В те времена мне было всего 23 года, и про Афганистан я не знал вообще ничего, — вспоминает Сергей Дмитриевич. — И тем более о том, что там идёт война. Сначала мы попали в Кокойты, в центр подготовки к боевым действиям в горах. Целый месяц готовились к полётам в новых условиях. А когда пришло время, весь личный состав эскадрильи полетел на самолёте в Кабул, а нашей паре вертолётов МИ-24 была поставлена задача перегнать боевые машины в столицу Афганистана. И мы полетели. Без оружия. Долетели до Баграма, где шли бои… Мы летим и не понимаем, что происходит? Внизу взрывы, взрывы, взрывы…

Первый полёт в Афганистан окончился для Сергея и его товарищей удачно. Все остались живы, никто не пострадал. Но это было лишь началом долгого года войны… В Кабуле лётчики «подзаправились» и улетели в Джелалабад, где и проходила их дальнейшая служба.

— Как только мы попали в зону боевых действий, — вспоминает Сергей Дмитриевич, — люди проявили все свои качества. Трус стал трусом, алкоголик — алкоголиком, герой — героем. Жизнь всех расставила по своим местам. Я же попал в «пару», которая принимала все бои, участвовала во всех операциях. Как более опытных, нас направляли на самые сложные участки.

Единственной мыслью, которой Сергей не допускал никогда — попасть или сдаться в плен. Это казалось самым страшным. В шлемофоне у него всегда была пуля. Для себя…

— На войне очень просто общаться с людьми, — говорит Сергей. — Сразу видно кто есть кто. На «гражданке» сложнее. До сих пор не могу привыкнуть, что люди хитрят, ничего не говорят прямо, наушничают. Иногда страдаю из-за своей прямолинейности.

Навсегда запомнился Сергею первый бой, когда вертолёты нарвались на бандформирование, которое вело открытый огонь по нашим лётчикам. В небе началась такая неразбериха, что Сергей даже потерял из вида своих ведущих. До сих пор Смирнов хранит небольшой потрепанный дневник, в котором он делал записи по возвращении с заданий. Вот одна из записей, которая была сделана после «свободной охоты», в которой погиб его близкий друг.

«Седьмое октября. У нас праздник. Играли в волейбол. Всё было хорошо. И вдруг приказ: «На вылет!» Все поднялись в воздух, а на сердце у меня было тяжело. Мы пошли на «Чёрную гору». Женя погиб: не хватило высоты для раскрытия парашюта. Мысль о том, что надо прыгать к «духам», наверное, сковала его, и секунды были потеряны. Искали его за всеми камнями. Ходили на пределе. Душманы бесновались и вели огонь по нам из всех видов оружия. Мы нашли его. Он лежал возле сгоревшего вертолёта. В это время наши боевые машины расстреливали душманы в упор. Ребята вовремя крикнули нам отвернуть влево, и мы остались в живых. Когда уходили, «духи» стреляли нам вдогонку, пустили ПЗРК (ручная ракета для поражения воздушных целей), но не попали. Проснулось чувство злости и мести».

Лётный состав служил в Афгане ровно год, пехота — два. За это время у Сергея было 385 боевых вылетов (полётов над территорией противника), около 515 часов. В сравнении: для подтверждения классности лётчику необходимо «налетать» 60 часов.

— Сейчас вспоминаю, сколько же по нам было пусков ПЗРК… — говорит Сергей. — Видишь, что стреляют в тебя, и считаешь от десяти до единицы (именно столько летит ракета)… Произносишь: «Один». И понимаешь — мы целы, «духи» не попали. Разворачиваешься и летишь туда, откуда стреляли, чтобы уничтожить точку. Под Кабулом, тогда помню ещё Малежик к нам приезжал, шла танковая колонна, и на неё напали душманы. Мы бились за этих танкистов до такой степени, что летели на предельно малой высоте. Так запомнились глаза одного из «духов», которые я видел, казалось, рядом. Со ста метров он стрелял по нам в упор из пулемёта. Спасли нас танкисты: «снесли» и «духа», и пол-этажа, с которого он стрелял.

Господь хранил Сергея все эти долгие дни, прожитые в Афганистане. Столько раз ему казалось, что гибель неминуема, но всегда приходило спасение, и он оставался в живых.

— Возможностей погибнуть у меня было много, — вспоминает Смирнов. — Однажды на «Чёрной горе» в ходе большой операции по уничтожению душманов нас сбили. Мы упали, начали отстреливаться. Под огнём погиб мой командир. Остальных спасли солдатики из севшего рядом МИ-8. Кто-то из нашего экипажа явно был счастливчиком, и мы всегда держались вместе. По нашему вертолёту столько пусков ПЗРК было, это ведь стопроцентное попадание, а мы оставались живыми.

За один из боёв Сергей был награждён орденом Красной Звезды. Садясь в кабину вертолёта, он случайно задел кнопку режима радиосвязи, и руководящий боем командир слышал всё, что происходило в кабине Смирнова.

Очередную медицинскую комиссию Сергей не прошёл. Постоянное нервное напряжение стало причиной дистрофии. При росте почти в 190 сантиметров он весил 52 килограмма. Постоянные бои не давали и шанса расслабиться… Пришлось столкнуться и с местным населением.

— Как-то мы поехали в Джелалабад пройтись по магазинам, — вспоминает Сергей Дмитриевич. — Взяли с собой трёх вольнонаёмных женщин, хотя делать этого было нельзя. Пока товарищи ездили в комендатуру отмечаться, я с женщинами мирно сидел на лавочке, дожидаясь их. И вдруг, с поля идут местные с тяпками и ружьями. Молча они стали подходить к нам, уже толпа образовалась, напирают. Я думаю: сейчас потянусь к кобуре — спровоцирую их сразу. И тут чувствую в своей руке пистолет, который мне вложила одна из женщин. А в это время наши из-за поворота из комендатуры возвращаются на «Урале», местных как ветром сдуло… Только потом я понял, почему никто из бойцов с женщинами оставаться не хотел: русские женщины стоили там больших денег, если бы наши не подоспели, все могло бы кончиться плохо — увезли бы в горы, а там они стали бы разменной монетой…

Вернувшись домой из Афгана, Сергей шесть месяцев лечился в госпитале. Довоевался, как говорят, «до ручки». Началась потеря памяти, склероз. Но, пройдя лечение, Смирнов снова был готов встать в строй. Его опять готовили в Афган, но бывший борттехник Смирнова, работавший в «кадрах», видимо, пожалел его и переложил загранпаспорт из стопочки «Афган» в стопочку «Германия». Там Сергей Дмитриевич служил до 1992 года, времени распада СССР. Интересный случай заставил его положить на стол свой партбилет.

— Жена была библиотекарем, — рассказывает Смирнов, — три года ждала в Германии, когда освободится место работы. А когда оно освободилось, замполит сказал, что беспартийного взять на работу не могут. Мне очень обидно стало за супругу, и я при всех положил на стол и свой партбилет. Не хотелось мне состоять в одной партии с таким человеком, как наш замполит. Поехал в отпуск, а тут Союз развалился. Вернулся почти героем полка, тогда модно было партбилеты сдавать…

Войска в Германии начали разваливаться. Боевых лётчиков превращали в грузчиков, которые набивали добром вагоны для командующего состава. Смирнова это положение вещей не устраивало никак. Тогда он и написал рапорт на увольнение. Вернувшись, попали под Ленинград, а потом направляли воевать в Приднестровье. Сергей решил, что коли уж он давал присягу СССР, в состав которого входила и Молдавия, воевать против народа этой республики он не будет. Потому пришлось лечь в госпиталь, а потом списаться с лётной работы и вернуться в Ильский.

Сегодня Сергей Дмитриевич Смирнов работает в системе «Газпрома» начальником службы без-опасности. Как всегда, честен, открыт и принципиален. Этому научила война…

Татьяна Симагина.

Фото из архива С. Смирнова.