Ринат Муртазин до конца и не представлял весь масштаб Северомуйского тоннеля, в создании которого он участвовал.
«По правде говоря, я и приехал в редакцию, потому что воспоминания о работе на БАМе для меня очень дороги. Там прошли лучшие годы молодости…»
Ринат Тагирович рассказал, что в Северской живёт с детства, в 1968 году сюда переехали его родители. А родом он из Пермской области.
Учился в 44-й школе. В старших классах увлёкся автоделом, в этой школе по программе производственного обучения тогда готовили будущих водителей. Собственно, это и стало первой профессией Рината. За рулём прошла его служба в армии, водителем работал и после службы.
«Давай к нам, в подземку»
В 1979 году он женился, родилась дочка. Через четыре года поехал на БАМ.
– Почему решил ехать? Мои родители – люди очень трудолюбивые и лёгкие на подъём, и они к тому времени там уже работали. Из писем я узнал, что на БАМе трудится мой двоюродный брат и немало ребят из Северской. Поэтому решение было принято. Через два месяца туда приехала и моя семья.
Когда Муртазины приехали на стройку, там уже были проложены сотни километров железной дороги – до Северо-Байкальска.
– Мы поселились в посёлке Разлив в Бурятии. Сейчас этого посёлка уже нет. Жили в щитовых бараках. Все ребята вокруг работали в подземке и меня звали: «Давай к нам». Строили Северомуйский тоннель и как раз ждали новую машину из ФРГ – горно-проходческий комплекс. Было интересно попробовать себя на новом месте. Я поменял профессию, стал слесарем-монтажником, позже машинистом ГПК. На первом месте на БАМе были метры, метры, метры. ГПК мы собрали и с немцами испытывали его в течение трёх-четырёх лет.
Сложность была в разломах. Тоннель разрабатывался ещё до войны, а немцы не учли наличие подземных рек, сложных участков. А сроки стояли жёсткие.
Забирая на себя воду и разломы
– Горно-проходческий комплекс устанавливался на рельсы, впереди у него была роторная головка, она упиралась в скальный забой, домкратами опирался на щиты и продвигался вперёд. Сзади – 12 технологических тележек с оборудованием. Мы проходили штольню параллельно основному тоннелю. Шли вперед, забирая на себя воду, разломы. Риск был, в основном его создавала вода.
Пару раз комплекс заваливало, прорывалась вода с песком и глиной, засыпало всё по самые последние тележки. По шесть-восемь месяцев стояли, но не отдыхали – откапывались, выносили всё оборудование наверх, высушивали – и всё собирали по новой.
– Это, наверно, было самое трудное в нашей работе. В этой штольне попутно строилась насосная для откачивания воды. Плюс мощные трансформаторы, система вентиляции. Приезжала спецбригада, которая вела работы по укреплению грунта.
Когда работа с ГПК была окончена, на смену этой машине прислали другую, более мощную.
– Климат там мне очень понравился. Зима суровая, до минус 30-40 градусов, влажность невысокая, я те зимы очень легко переносил. И дети не болели. В 1987 году у нас появился сын.
Северомуйский тоннель – самый длинный железнодорожный путь в России. Его протяжённость – 15 343 метра. Тоннель строили 26 лет, первый поезд по нему пустили в декабре 2003 года. Это один из ключевых объектов БАМа, до его появления движение по магистрали осуществлялось по обходному пути (2,5 часа). Время прохода по тоннелю – 15 минут.
Земляки из Северской трудились на других участках, и на выходные они обязательно собирались своей компанией. Появились на БАМе и новые друзья.
– Дружно жили, приятно вспомнить. Мы и на рыбалку ходили, хариуса ловили. Бруснику собирали. Я с детства был любителем фотографии, поэтому нашлось и там место моему хобби, лазил по горам, снимал. Горы, тайга, короткое, но с жаркими днями лето. Любое время года имело там свою красоту. Зимой в клуб ходили, по большим праздникам собирались там семьями, организовывали викторины. Музыка, танцы… В основном же молодёжь работала.
Тоннель начали строить в 1977 году, а с 1979 по 1981 год строительство было заморожено из-за прорыва грунта водой. Одним из усложняющих строительство факторов стал горный Северо-Муйский хребет, протяжённостью 300 км с шириной горной породы 30 км. Было решено прорубить гору насквозь – невероятно сложная задача, учитывая неоднородность грунта и внутренние водные потоки.
Для надёжности стены тоннеля укрепили в четыре слоя. Получилось, что тоннель как бы вмонтировали в многослойную трубу.
– Иной раз здесь уже в разговоре со знакомыми вспоминал, как работал на БАМе. Меня спрашивают: «Романтика, палатки?» Нет, говорю, палатки были у первопроходцев, а для нас уже создали вполне приемлемые условия. Тепло, светло, для детей детский сад и школа Государство заботилось о нас, учитывало, что бамовцы приезжали жить семьями. Хотя все же знали, что наш посёлок временный. Каждому человеку по мере его способностей находили работу. Жена Татьяна была по профессии продавцом, но магазинов в посёлке всего два, а продавцов много. Стала работать на душкомбинате, где были и баня, и сауна, и прачечная.
Внутри горного Северо-Муйского хребта всё было в трещинах. Было выявлено четыре основных разлома горных пород. На эти разломы пришлось 860 метров от всей протяжённости тоннеля. Ещё одна «находка» – радиоактивный газ радон, излучение от которого намного превышало нормы радиационной безопасности. Рядом с основным тоннелем с разницей в 20 метров бурили разведочный тоннель, который должен был выполнять транспортно-дренажную функцию.
Медаль за строительство БАМа
– Обычно собирались в клубе, проводили мероприятие, вручали почётные грамоты и медали. Мне вручили медаль «За строительство Байкало-Амурской магистрали». Но мы в то время даже не задумывались ни о пенсии, ни о льготах. Много там было молодых специалистов – выпускников вузов. Для них это была хорошая перспектива: года через три они работали уже начальниками участков. Было тяжело, но мы были вместе.
Была ли возможность проехать по участку магистрали, ощутить, какую глыбу подняли миллионы человеческих рук, какого титанического труда и воли это всё стоило? Пока работал, не до этого было…
– У меня всю жизнь эта мечта была – проехать и посмотреть, – говорит Ринат Тагирович. – Просто пока никак не получается. В девяностые годы особенно тянуло, тогда воспоминания были ещё свежи и ребята некоторые ещё остались там. Мы уехали в 1990 году, после этого ухудшилось и состояние стройки, и условия труда, месяцами задерживали зарплаты. Финансирование было скудное, из трёх отрядов формировали один. Ближе к двухтысячному году постепенно условия улучшались, технику пригнали хорошую. У меня остались друзья в соседнем посёлке Северо-Муйске – единственном в округе, который остался, остальные снесли. Они рассказали, как в 2003 году пускали тоннель, который строил и я. Узнал, что начали строить вторую ветку, второй тоннель – значит товарооборот расширяется. Рабочим будет легче проходить – ведь участок уже пройденный, да и техника более совершенная. И в основном строители работают сейчас вахтовым методом – по месяцу. Остановиться там есть где, так что мы с женой не теряем надежды поехать.
Вернувшись в Северскую, Ринат Тагирович работал на Афипском НПЗ слесарем-монтажником. Потом ушёл в райгаз, отучившись на слесаря по ремонту и обслуживанию газового оборудования. Он и сейчас работает в газовой службе, ежедневно объезжая объекты. Кстати, работники нашей редакции помнят Рината Тагировича, он обслуживал и наше здание.
Поинтересовался, о ком из бамовцев писали и будут писать наши журналисты. Посмотрели список. «Коля Еремский, знаю его…». Кто-то уехал из района, кто-то ушёл из жизни, с кем-то не был знаком.
– Извините, что заболтал вас, – прощаясь, скромно сказал Ринат Тагирович.
А я почувствовала, насколько это было важно и приятно для него – вспомнить то бамовское время. Прекрасное оно, тяжёлое или просто хорошее – кому как. Для Рината Муртазина оно – самое лучшее.
Ирина Орлова
Фото из личного архива Р. Муртазина