Крепкое слово спасло связиста

Из воспоминаний жителя посёлка Ильского ветерана Великой Отечественной войны Григория Яковлевича Фоменко.

Родина Гриши Фоменко — хутор Ананьевский. Он был младшим в семье, и когда ему исполнилось 18, все дружно решили: пусть городского хлеба попробует.

Так Григорий стал краснодарцем. Но ненадолго. Началась война. И 18-летний Гриша по повестке явился в военкомат.

В Краснодаре тогда формировалась воздушно-десантная дивизия. Туда и попал Гриша Фоменко. Новобранцев отправили в Осетию — в Беслан. Там был очень подходящий аэродром. Учили курсанты теорию, с парашютом прыгали…

Приняли ребята присягу. А 4 мая 1942 года их погрузили в эшелон и отправили на Голубую линию.

Григорий Яковлевич вспоминал:

— Нам говорили, что рядом со станицей Крымской есть очень хорошие аэро­дромы, откуда мы будем подниматься в небо и спускаться вниз на парашютах, прямо на головы фашистам. Об этом мы мечтали… Но получилось не совсем так, как нам хотелось. Нас всё время бомбили. Но цел остался… Под Крымской эшелон остановили и двое суток держали на месте, никуда не выпуская. Почему, мы узнали позже: немцы заняли Тамань.

Война — дело непредсказуемое. Через несколько дней у меня оказалась новая воинская специальность. Я стал связистом. Моя фронтовая жизнь главным образом проходила неподалёку от родных мест.

На Голубой линии на одном участке фронта надо было дать связь на наблюдательный пункт и передовую. Поручили это дело мне. Показали на карте, где что:  «Пойдёшь так-то и аккурат в своих упрёшься. Там тебя окликнут».

Выбрался я из землянки. Ночь выдалась тёмной. Небо тучами сплошняком затянуто. Повернулся в одну сторону, в другую, и всё у меня в голове перемеша­лось, где какая сторона света… Но нагрузился я двумя катушками, взял аппарат и пошёл по полю, куда, и сам не знаю. Ни дерева, ни хаты, ни сарая… Хоть бы какой-то ориентир… Но нет ничего. И тихо. Не стреляют ни со стороны немцев, ни с нашей. Шёл, шёл, долго шёл. А страшно… Вроде и прийти уже должен. Но нет… Наконец, слышу разговор. Чуть было не завопил на радо­стях: «Где вы тут, братцы?»

Как только удержался, не знаю. Через мгновение понял, что это немцы между собой лопочут… Враз вспотел так, как будто меня из ведра водой холодной окатили.

Стал я назад пятиться, держась за провод. Он меня и привёл туда, откуда при­шёл. Слышу вдруг такое родное русское:

— Стой, кто идёт!

Самый простой способ объяснить, кто ты такой и откуда, — загнуть трёхэтаж­ным…

— Куда ж вы смотрели? Я мимо вас с катушками прошёл. А вы даже не окликнули. Я из-за того, что вы ушами хлопали, чуть к немцам не попал!

— Мы не поняли. Подумали, может, мышь травой прошуршала… А ты хоть бы стрельнул!

Как же? «Стрельнул»… Моя задача — остаться незамеченным.

Мне кажется, страшней той ночи не было. Хотя всякое бывало… Но попасть в плен, да чтоб тебя предателем сочли — врагу не пожелаешь. Здесь не только о себе, но и о семье думаешь. Ей тоже не поздоровилось бы: времена-то какие были. Но обошлось.

Страх и смелость, горе и радость на войне всегда были рядом.

У Тамани наши батареи установили у какой-то безымянной речушки. Немцы их обнаружили и начали обстреливать. Мы в окопе с товарищами… Окликнул меня командир:

— Связи нет. Разберись, в чём дело.

Хочешь — не хочешь, а из окопа надо выходить. Пополз под шквальным огнём порыв искать. Нашёл, соединил провода, возвращаюсь к своему окопу. А его уже нет, и моих товарищей тоже.

В 1943 году началось освобождение Северного Кавказа и Кубани от фашистских оккупантов. В этой кампании участвовал и я. Со своей воинской частью освобождал Горячий Ключ. Потом мы вышли к нашему району, взяли станицу Григорьевскую. Оттуда пешком отправились в Краснодар.

Нас, потрёпанных в боях, подлечили, одели, обули и на отдых отправили, надо ж тому случиться, в мой родной хутор Ананьевский, уже освобождённый.

Там наша часть две недели простояла.

Надо ли говорить о встрече с родителями, сёстрами, маленькими племянни­ками, с невестой Настей?

Немцы ободрали хутор как липку. Ананьевцы были голые, босые и голодные. О хлебе забыли. У кого какой-то бурячок завалялся, у кого — тыквочка. Тем и жили: не до жиру — быть бы живу. А как родителям хотелось хоть чем-нибудь сына накормить. А нечем…

Ну, а чем я мог семье помочь? Ведь не офицер — рядовой солдат. Никаких сухих пайков не полагалось. У полевой кухни даст повар каши, а я её домой несу, чтобы со своими поделиться.

Потом я оказался в Керчи. Оттуда в 1944 году меня отправили в Саратов на шестимесячные офицерские курсы. До учёбы я успел получить бое­вые награды — две медали «За отвагу».

После курсов — новое назначение, Дальний Восток. Там и Победу встретил.

Война закончилась. А я кадровым военным прослужил ещё 18 лет. После демобилизации вернулся на Кубань и здесь работал на нефтяных промыслах электриком.

С женой Настей мы подняли трёх детей. Растут внуки. Есть уже и правнуки.

Воспоминания Г.Я. Фоменко в 2005 году записала Людмила Бухало.