«Мы здесь, а сердце — там»

Дома мы застали пятерых. Глава семейства Юрий Викторович был на работе, две девочки Карина и Виолетта — в школе.

Мать семейства и по совместительству бабушка Елена Васильевна рассказывает:

— Никогда мы прежде о переезде не думали. Донбасс самодостаточен. Дружковка — промышленный город с населением 67 тысяч. Работали заводы: машиностроительный, фарфоровый, завод газового оборудования, рудоуправление, пищевкусовая фабрика.

Муж и сын — оба сварщики. Зарабатывали неплохо. У меня была своя торговая точка на рынке. Сын Дмитрий со своей женой Настей растили двоих детей (Виолетте — девять лет, а Ванечке — шесть) и ждали третьего ребёнка. Моя младшая дочь Карина училась в школе.

На Донбассе больше русских, чем украинцев. И большинство здесь таких, как я. Мама у меня русская, папа — украинец, муж — кубанский казак. А я-то кто? Русская? Украинка? А кто мои дети? До поры, до времени всё было хорошо. Но на Украине стало происходить что-то непонятное. Подняли головы нацисты. Именно поэтому жить с каждым днём становилось всё сложнее и сложнее. Со временем даже дышать, кажется, стало труднее.

Русский язык потерял статус государственного. Документы, всевозможные квитанции (в том числе на коммунальные услуги) были только на украинском языке. Преподавание в школах тоже только на украинском языке. Представляете, каково детям? В семьях-то говорят на русском! Кому всё это понравится? Люди стали собираться на митинги, даже в нашей до этих пор тихой Дружковке.

А в феврале, с кровавых событий на майдане в Киеве, на Украине началась настоящая гражданская война.

В нашей Дружковке на складах заканчивались продукты. А подвоза никакого. Люди ещё с марта стали впрок продукты закупать. Начались перебои с водой. Кто-то сознательно устраивал аварии на водоводе. Мы, русские жители Донбасса, надеялись, что всё у нас будет, как в Крыму. Но не случилось… В жизни же получалось так: чем больше сопротивление, тем сильнее агрессия.

Нацисты по квартирам рейды устраивали. Искали, кто из жителей на митинги ходил, кто занимался организацией и проведением референдума. Знакомая девушка еду носила ополченцам. Пришлось ей прятаться, потому что её искали. От сердечного приступа умерла мать. Дочь не смогла даже прийти на похороны.

В феврале у нас родился третий внук Герман. Сын Дмитрий вступил в ряды ополченцев. У него была своя машина. Возил людей, боеприпасы, медикаменты, продукты питания.

— Сначала люди просто группами собирались, чтобы обсудить происходящее, потом стали проводить митинги. Против фашизма, против хунты… А нацисты устраивали там всякие провокации, — рассказывает Дмитрий, как стал ополченцем. — Народ стал объединяться в отряды. Ну и ещё. Украинские власти стали считать: если ты побывал в Славянске, ты уже ополченец. А Славянск, он рядом с нами, в нескольких километрах. Так жители Дружковки, в том числе и я, в большинстве своём стали ополченцами. Да и как я мог в стороне оставаться? У меня трое детей. Я должен защищать свою семью.

Наша опергруппа была постоянно на передовой. Держала вместе со всеми оборону. Выполняла обязанности сотрудников милиции и полиции. Делала всё возможное, чтобы исключить мародёрство. Боролась с наркотиками. Помогала готовиться к референдуму и достойно провести его. Воевали мы сначала с охотничьими ружьями. Самое сильное впечатление — штурм горы Карачун. Здесь погиб каждый третий из моих друзей. Против танков и гаубиц с охотничьим ружьём не повоюешь.

— А 13 июня мы по-настоящему узнали, что такое бомбёжка, — продолжила свой рассказ Елена Васильевна. — Украинские лётчики бомбили детские лагеря. Кому-то из украинских властей показалось, что там русский военные.

Было часов шесть вечера. Я занималась домашними делами. По радио шёл какой-то концерт. И вдруг на фоне музыки я услышала диалог. А потом услышала взрыв, за ним ещё и ещё. Сразу стало понятно, что по радио переговаривались лётчик, который прилетел бомбить город, и диспетчер. Я чуть с ума не сошла. Карина на улице где-то была, внуки тоже. Муж в магазин пошёл. Что с ними? Живы? Нет? Когда вечером все собрались вместе, решили: надо спасать детей.

Позже мы узнали, что ополченцы сбили самолёт, который бомбил город. Мы, совсем не злые люди, обрадовались: зло не осталось безнаказанным.

…14 июня утром мы закрыли две квартиры и уехали в Россию. Благо на Кубани у нас родственники. На семейном совете решили, что Дмитрию, который сомневался, ехать или нет, на Украине оставаться опасно.

Мы захватили с собой только по сумке на человека, компьютер и ноутбук. Куда в наше время без средств связи? Наняли машину. Из Дружковки до Донецка ехали на одной машине. Оттуда до Ростова — на другой, от Ростова до села Львовского — на третьей.

На Украине остались мама и брат. Маме — 68 лет, брату — 44 года. Что там с ними будет?

Родственники нас приняли, всех восьмерых.

О нашем приезде узнала заместитель главы поселения Ольга Алексеевна Корчагина. Очень во многом помогла. Организовала сбор мебели, посуды. Жительница села Людмила Сергеевна Зленко предложила пожить нам в своём доме. Дай Бог этим добрым женщинам здоровья и счастья, и низкий поклон всем-всем, кто нам здесь помог!

Муж и сын сразу устроились на работу. В то время крупяная компания строила элеватор. Там получали неплохо. Но стройка закончилась.

Сварщики стали не нужны. Сейчас муж работает на частника. Сын, тоже сварщик, устроился на молочный комплекс скотником. Семью-то надо кормить. Его жена Настя месяц назад тоже устроилась на работу. Теперь она доярка на молочном комплексе. Я дома с детьми. Моя дочка Карина и внучка Виолетта ходят в школу. Одиннадцатиклассница Карина в краевом литературном конкурсе заняла второе место. Её победой семья очень гордится. Карина мечтает стать журналисткой. У Виолетты в школе тоже всё в порядке.

Дмитрий принял решение обосноваться с семьёй здесь, купить или построить дом и заняться разведением крупного рогатого скота.

Сейчас город Дружковка в руках у украинской армии. По большому счёту никто ни с кем не собирается мириться. Стреляют и будут стрелять. Нацисты озверели. Готовы убивать каждого только из-за того, что человек говорит по-русски. Люди продолжают бежать в Россию.

Мы здесь, а сердце там…

Не знаю, когда нам доведётся вернуться  домой и доведётся ли.

Беседовала Людмила Бухало.

Фото Геннадия Шкилёва.